Александр Збруев: «Мне нравится играть с Сашей Абдуловым «Школу для эмигрантов», неповторимый спектакль. Мы знаем, куда двигаться, но каким способом и как туда добраться – все время импровизируем. Но «Школа для эмигрантов» что-то не идет, не знаю, будет ли».

Сколько перьев было сломано о «Школу для эмигрантов» молодого драматурга Дмитрия Липскерова! Чуть ли не кризис у Марка Захарова обнаруживали, столкнувшись с одним из первых психологических ребусов в театре. Тем временем, пока спектакль шел, на него было принято ходить, как минимум, два раза: сравнивать, как холят-лелеют и укрощают болезненное самолюбие своих героев Янковский с Караченцовым и Абдулов с Збруевым поочередно. Сейчас, когда название спектакля с афиши «Ленкома» сошло, о «Школе для эмигрантов» принято рассказывать как о спектакле-легенде, спектакле-подарке для зрителя, любящему театр сложных тонких чувств и сильных эмоций, рождаемых в недрах собственного alter-ego.
Учителя физкультуры и географии в школе с театральным уклоном, «добровольные изгнанники» в этой жизни, вдруг задумавшие сотворить себе идеал, отправились бродить по разным эпохам, примеряя на себя, как костюмы из школьного реквизиты, чужие характеры. Александр Збруев в разыгрываемом поединке с самим собой, друг с другом и с мировой судьбой была отведена роль географа Сержа, который помимо терзаний собственных, вынужден был отражать психологические атаки своего бездомного приятеля, потомка княжеского рода Трубецких, чье самолюбие из-за происхождения страдало будто бы больше и требовало доказательств личного превосходства. Жаль, зрители сейчас не могут убедиться сами, сколь великолепны в том спектакле актеры и блестящ их поединок, секундантом в котором выступала женщина-мечта Трубецкого, женщина как образ (бессловесная роль Инны Пиварс). Ничего этого сейчас не увидишь, и жизнеутверждающему финалу «Школы для эмигрантов» не порадуешься, разве что отыщешь его описание в старой подшивке журнала «Театр»: Разыграв разные версии поединка с собой и судьбой, Виктор и Серж просто оставили глобальные претензии к миру, друг к другу, уселись за общий стол, и начали кормить ребенка (откуда взялся, чей – не важно), и улыбнулись его доверчивости и аппетиту, и стали наперегонки протягивать ему полные ложки, и, наконец, по-доброму пересеклись взглядами, просто так, по-человечески…»

Из книги «Звезды московской сцены. Ленком»